События в Грузии и непризнанных республиках на ее территории трактуются по-разному. Наряду с обострением ряда проблемных вопросов, непосредственно связанных с последними событиями на Южном Кавказе, обострился интерес и к нефтяной теме. С вопросом относительно причин актуализации этой тематики мы обратились к заместителю гендиректора ИАЦ МГУ Наталье Харитоновой. - Наталья, с чем, с вашей точки зрения, связана актуализация нефтяной проблематики? - Полагаю, что события в Южной Осетии спровоцировали, в том числе, и интерес к нефтяной теме. И не только потому, что начало лихорадить российский фондовый рынок. Существует целый ряд гипотез об «нефтяной» составляющей операции, проведенной российскими военными в Грузии. Более того, сейчас в СМИ можно найти очень много упоминаний о том, что «в Грузии идет война за нефть». Учитывая любовь российского экспертного сообщества, и не только российского, к ресурсной тематике этого следовало ожидать. Вместе с тем миротворческий характер военной операции не ставится под сомнение, однако не исключена возможность, что она преследовала и иные цели. - То есть речь идет о конкретных объектах на территории Грузии, имеющих отношение к инфраструктуре? - Вряд ли. Речь скорее идет о резком повышении политических рисков для ряда инфраструктурных проектов. В конце концов, есть конкретные факты - приостановлена транспортировка нефти, как пострадавшей от действий России стороне ответить жесткой критикой в отношении РФ. - Наталья, как вы полагаете, кому все же выгодна приостановка эксплуатации нефтепровода? Ведь ситуация, судя по всему, носит совсем неоднозначный характер... - Есть масса версий. К примеру, приостановка эксплуатации устраивает те страны, которые не участвуют в этом проекте, в числе прочих упоминается и Южная Осетия, якобы грозившая взорвать трубопровод, и Абхазия. Последние соответственно полагают, что приостановка работы БТД - дело рук грузинских провокаторов. Или, к примеру, то, что произошедшее негативно скажется на новых разрабатываемых проектах, таких как газопровод NABUCCO. Или наоборот скажется позитивно - западные страны потребители углеводородов постараются диверсифицировать риски за счет ускорения реализации альтернативных проектов. Даже Иран активизировался - речь идет о строительстве нефтепровода Нека-Джаск, рассматриваемый иранскими властями как конкурентный маршруту Баку-Тбилиси-Джейхан. Говориться и о прямой заинтересованности России в приостановке работы БТД, которой естественным образом невыгодны маршруты в обход российской территории. Второй мотив - заставить западные страны оказать давление на Грузию, заставив ее смягчить свою позицию в отношении Цхинвала. И.т.д. Версий очень много, и полагаю, ни одну из них не стоит игнорировать, но также не исключено и простое совпадение событий. - То есть связь между столкновением на территории Грузии и вопросом реализации трубопроводных проектов настолько очевидна, что возникновение «нефтяного» вопроса было неизбежно? - Да, в целом актуализация нефтяной тематики закономерна. Практически при любом сценарии развития событий в данном регионе это неизбежно. Слишком много интересов здесь переплетается. И произошедшее - вполне в контексте. Вместе с тем события в Грузии, кроме прочего, доказывают уязвимость инфраструктуры как одной из основ существующего миропорядка, когда любое происшествие, связанное с маршрутами транспортировки ресурсов, моментально приобретает политическую окраску и способно не просто привести к конфронтации на «вполне военном» уровне, но и изменить геополитическую ситуацию в регионе. В данном же случае мы можем говорить об обратном эффекте - эскалация политического конфликта актуализировала геоэкономическую составляющую, что однако вполне вписывается в реалии сегодняшнего дня. Об этом пишет www.iamik.ru со ссылкой на ИАЦ МГУ.
|